ДУХОВОЙ ОРКЕСТР

Пётр Павлович Лось был музыкантом-самоучкой. Никаких музыкальных школ не заканчивал, частных уроков не брал. Да какие там школы и частные уроки в глухой заброшенной деревне на несколько дворов. Не знаю, был ли у него абсолютный музыкальный слух, но ноты он знал хорошо и умел даже расписывать партитуру для отдельных инструментов духового оркестра.
Почти все мальчики в нашем классе были "музыкантами" и играли в духовом оркестре. По нотам могли играть только я, Сеня Позин и Вова Василевский. У остальных или не было слуха или времени выучить ноты. Наша тройка была солирующей, то есть мы играли основную мелодию на трубе, баритоне и теноре, а остальные " музыканты" обеспечивали аккомпанемент, на простом музыкальном языке называемый секундой. Эти ребята поочерёдно нажимали клапаны вверенного инструмента и таким образом создавали видимость серьёзной игры. Отсутствие  музыкального слуха компенсировалось присутствием чувства ритма. Главное - это не сбить солирующих музыкантов с ритма. Особое внимание уделялось басу и барабану. Эти инструменты большие и тяжёлые. Для их обслуживания подбирались сильные хлопцы. Барабанщику было велено сильно ударять колотушкой и тарелкой, чтобы заглушить шальные звуки секунды. Вообщем, когда мы начинали играть, то мелодию всё же, хоть и с трудом,  можно было угадать, зато звуки  оркестра хорошо слышны были на другом конце посёлка.
К сожалению, публичных выступлений было мало: три раза в году играли Гимн Советского Союза на торжественных заседаниях, посвящённых празднованию Первого Мая, Великому Октябрю и Дню Победы. На следующий день под звуки марша " Прощание славянки" возглавляли демонстрацию трудящихся и школьников. С лозунгами, флагами союзных республик, транспарантами и портретами вождей Коммунистической партии колонна школьников и учителей выстраивалась около школы, и когда всё было готово, чтобы начать шествие, военрук Аркадий Петрович  подавал команду: " Колонна, ровняйсь! Смирно! Шагом марш!". Тогда эти команды не казались нам смешными и ненужными. Особенно волновались учителя. Каждый классный руководитель внимательно следил за своими подопечными, чтобы все шли ровным строем, дружно пели " Широка страна моя родная" и не дай бог не уронили портреты вождей. Случалось, что во время скучного митинга на площади у парка, когда выступающий на трибуне долго и нудно рассказывал о международной обстановке и сколько молока надоили от каждой коровы за отчётный период,  от скуки хлопцы начинали дурачиться и бить друга плакатами вождей. Случалось, что Андропов побеждал Брежнева и все смеялись, не обращая внимания ни на докладчика, ни на испуганных учителей. По установленной традиции, когда очередной выступающий в очередной раз убеждал народ в том, как хорошо компартия заботится об их благосостоянии, как мы выполним и перевыполним планы пятилетки и догоним и перегоним Америку, не принято было смеяться или рассказывать анекдоты, а внимательно слушать и внимать каждому слову оратора.
В основном наша музыкальная деятельность заключалась в обслуживании похорон по всему району. Наш оркестр приглашали в деревни Паричского сельсовета. Помню, дело было зимой. Мызыканты сидели на скамейках вдоль бортов грузовика. К нашему удивлению машина неожиданно прибыла к моргу, чтобы забрать покойника.  В центр кузова поставили гроб, а мы оказались по обе строны от него. В изголовье поместили стеллу с красной пятиконечной звездой. Видимо, покойник был коммунистом. Была такая традиция: если ты коммунист, то тебе красная звезда, а если беспартийный, то простой деревянный крест. Так, не зная биографии усопшего, можно было определить кто в гробу.
До деревни было километров двадцать пять, из них десять по просёлочной, занесённой снегом дороге. На шоссе машина двигалась довольно быстро и от встречного ветра становилось ещё холоднее. Мы кутались в фуфайки, шарфы, стучали ногами, пытаясь согреться. Родственник, он же и организатор похорон был с нами в кузове и вдруг сказал: " Что вы, хлопцы, приуныли, носы повесили? А ну-ка врежде какую-нибудь польку или " Лявониху", чтоб покойнику не скучно было на том свете!". Музыканты оживились. Мы уже столько людей похоронили за  последние несколько лет, но никто никогда не предлагал играть польки при транспортировке покойника из морга к месту захоронения. Все  вопросительно посмотрели на Петра Павловича. Он кивнул головой и серьёзно сказал, что в данной ситуации " Лявониха", пожалуй, будет звучать лучше. Грянула музыка. Музыканты забыли про холод и ветер и дули во всю мочь. Мы и не заметили, как приехали в деревню, и тут произошёл конфуз. Пётр Павлович командует заканчивать мелодию, а сопровождающий орёт: " Играйте, хлопцы, да посильней, чтоб все слышали." Чью команду выполнять? Обычно мы слушаем руководителя оркестра, но этот мужик заказал музыку, он же и платить нам будет. Вообщем, пока искали выход из положения, машина подкатила к дому покойника. Вся родня и соседи уже были готовы проводить односельчанина в последний путь. Слёзы, причитания, обмороки - всё, как положено на таких мероприятиях. Пётр Павлович подошёл к одному из родственников и сообщил, что у мызыкантов проблема: ввиду сильного мороза клапаны в трубах заклинивают и трудно извлекать правильные звуки.
Срочно нужен спитр или в худшем случае бутылка самогона, иначе музыки не будет. Быстро принесли самогонку и сунули в карман пальто Петра Павловича. Траурная процессия двинулась в сторону кладбища. Путь был не близким, километра полтора. Мороз крепчал, трубы замерзали и искажали мелодию. Похоже, это никого не волновало. Быстрей бы добраться до кладбища и закончить погребение. Но наш руководитель более серьёзно отнёсся к возникшей проблеме. Не дай бог, кто-нибудь скажет, что музыканты партачи и зря такие деньги дерут за музыкальное обслуживание. Он снова подошёл  к тому же родственнику и решительно сказал: " Трубы снова заклинили. Нужна ещё одна бутылка самогонки." Сначала мужчина возмутился, мол, я уже дал вам одну полчаса назад. Неужели столько спиртного нужно для увлажнения чёртовых клапанов?! Никогда не слышал, чтоб трубам нужна была самогонка. Чёрт с вами, вот вам ещё одна, но имейте в виду, что это последняя на сегодня." Пётр Павлович был вполне удовлетворён такой беспрецедентной щедростью.
После похорон всех пригласили на поминки. Музыканты сильно проголодались и готовы были съесть всё, что было на столах. Но тут произошла заминка. По ритуалу все гости встали и начали молитву за упокой усопшего. Мы тоже встали и внимательно слушали. Тут Вова шепчет мне на ухо: " Когда  закончится молитва, все скажут "аминь" и перекрестятся. Ты тоже должен произнести это слово и перекреститься." Я был в замешательстве. В школе учили, что религия - это  опиум для народа, а надо быть верным и преданным делу партии и Ленина.  Да и вообще, я как бы другой веры. Вова быстро прервал мои сомнения, толкнув локтем под ребро: " Крестись, а то обидишь и оскорбишь чувства  хозяев. Им и так тяжело в связи с утратой родственника, а тут ты ещё со своими коммунистическими убеждениями." Я быстро решил, что Вова прав. Жалко родственников и, если моё крещение хоть как-то поможет им перенести тяжкую утрату, то я не против.
Домой возвратились поздно вечером. Пётр Павлович устал за день от мороза, нервотрёпки и поминок.  Обилие спиртного и еды помогли ему быстро уснуть. По дороге мы всё время тормошили его, прикрывали соломой, чтобы не замёрз.  Когда  под'ехали к дому, руководитель оркестра неожиданно проснулся и довольно уверенно спрыгнул с кузова и попрощался с нами. Жена уже ждала его на крыльце.