Продолжение.

Водитель помог ей залезть в крытый кузов и велел посильнее постучать, когда доедут до того места, где ей нужно сойти. В кузове оказались две работницы из столовой. Наверное, за продуктами, подумала она, и попросила и их подождать её на обратном пути и напомнить о ней водителю.
Мчались с ветерком. Молодые женщины всю дорогу радостно щебетали, как весенние птахи, и весело смеялись. Лина улыбалась, глядя на них, а порой мурлыкала себе под нос песни, которые она когда-то знала.
Когда её высадили на нужном месте, она побежала по знакомой дороге. Внутри у неё всё дрожало и пело. От предвкушения увидеть впечатление, которое произведёт её красивая новая форма на фрау Шрам, она довольно улыбалась. Такой они её никогда не видели и  вряд ли узнают!                                      
Дрожащей от внезапно появившегося волнения рукой Лина нажала на звонок. Дверь открыла сама хозяйка. Она на самом деле не сразу поняла, кто стоит перед ней, но через какое-то мгновенье радостно всплеснула руками и воскликнула:
- Какая красивая девочка! Это ты, Лина? Боже мой! Иосиф! – крикнула она в комнату. – Иосиф! Иди сюда! К нам пришла Лина!
Вышел её супруг и тоже разулыбался.
Лина ответила смущённой улыбкой и поздоровалась. Она старательно подбирала нужные немецкие слова, которым она научилась за эти годы, очень надеясь, что чета Шрам поймёт всё, что она пытается выразить, несмотря на несуразные ошибки и забавную смесь из двух языков.
- Добрый день! Я хочу попрощаться. Мама и я говорим вам большое спасибо. Мы скоро уезжаем домой. На нашу родину – Советский Союз. Понимаете?
- Да, да. Мы рады за вас, - ответила растроганная женщина. Супруг доброжелательно кивал головой, с готовностью подтверждая сказанное женой.
- А сейчас вы где и как вы?
- Мы живём в большом хорошем лагере. За городом. Нас хорошо кормят, заботятся о здоровье. Я учусь. У нас есть учебный класс и учителя. Ещё мы даём концерты. Но очень хочется домой. Очень…
У девочки предательски дрогнул голос, но она справилась с нахлынувшими чувствами.                                                                               
Она ещё раз поблагодарила супружескую пару и попрощалась. Они  в свою очередь пожелали ей и маме  счастливого пути.
Когда Лина оказалась на улице, она похвалила себя, что не сказала, как хотела ранее, о том, что вот их армия победила и не зря они верили и ждали. И, наконец, дождались! Как хорошо, что не сказала! Они это уже и сами знают. Зачем сыпать соль на их свежую открытую рану? К ним ведь никогда не вернётся их сын.
Было ещё одно место, куда ей хотелось забежать.  Хоть на минутку-другую, но, всякий раз идя с работы в лагерь, она обязательно здесь задерживалась. Это была витрина магазина, где сидела очень большая кукла.  Она выглядела как самая настоящая маленькая девочка.

101
Лине всегда казалось, что она вот-вот заговорит с ней, настолько естественно она смотрелась. И хотя «Ленхен» (как она назвала эту девочку) всегда молчала, но Лина чувствовала, что она всё понимает, и глаза её  теплеют (совсем как живые!), когда она разговаривает с ней. Она любила её разглядывать: голубенькие глазки, по-детски пухленькие розовые губки, такие же пухленькие и розовенькие щёчки и белокурые кудряшки.                                                                                                          На ножках чулочки и закрытые туфельки синего цвета. Девчушка  была прехорошенькая, и на ней был надет плащик от дождя. Он был прозрачный, в синий горошек, с капюшоном. Как Лине нравился этот плащик!!! Рядом с куклой находился ценник с несколькими цифрами на нём. Зажимая в руке свои две марки, она всякий раз, бывая здесь, глубоко вздыхала, прекрасно понимая, что никогда не сможет накопить таких денег.
Улыбнувшись девочке-манекену в последний раз, Лина  помахала ей рукой: прощай, Ленхен! Прощай, Зандплатц на Клоппенбургерштрассе, 28! Я уезжаю от вас. Мой дом ждёт меня!

Незаметно пролетели три месяца. В начале августа стали упорно появляться слухи о скорой отправке домой. Она случится, говорили, как только в лагере появится какая-то комиссия с советской стороны. Но никто из начальственного состава лагеря об этом даже не упоминал. Разговоры на эту тему усилились, когда была объявлена усиленная подготовка к общему концерту. Почему-то все решили, что планируемый концерт как раз и будет приурочен к грядущему долгожданному приезду комиссии. И все очень добросовестно отнеслись к своим концертным номерам. И хотя это будет уже не первый концерт в этом лагере, но каждый ощущал какую-то особенную ответственность и не хотел ударить лицом в грязь перед своими зрителями и особенно, конечно, перед важной комиссией, которая будет решать их судьбу. Маленькие артисты тщательно готовились: они пели, читали стихи, показывали акробатические номера. Нашлись ребята, которые смело и ловко делали мостики и шпагаты. Лина тоже принимала участие в художественной самодеятельности. Вместе с несколькими ребятами она танцевала «яблочко». Больше недели после уроков они репетировали этот танец сначала в классе, а потом на сцене, облачившись уже в матросские костюмы. Генеральная репетиция прошла успешно. И все ждали только появления долгожданной  комиссии.                                                                                                         
На следующий день на утреннем построении было объявлено, что концерт состоится завтра. У Лины ёкнуло внутри. Вот оно! Наконец-то! Она была уверена, что завтра их заберут и повезут домой. На родину! В милое сердцу родное местечко! И они все снова будут вместе! Только бы это была та важная комиссия, и пусть бы они ей понравились.
В ту ночь она долго не могла заснуть: голову просто распирало от множества мыслей и планов уже о будущей жизни. Что она будет делать? Ей было десять лет, когда жестокое военное лихолетье вырвало её из родной земли и унесло в неведомые чужие края и обрекло на рабство, которое могло продолжаться вечно.

102
А теперь ей уже тринадцать, но она ничего не знает и не умеет.  Как же ей быть? Что же она будет делать? Ну, не может она снова сесть с малышами-второклассниками  за парту, ведь по возрасту она должна пойти уже в шестой класс. Но как пойти и в шестой?! Это тоже невозможно. Как наверстать утраченных четыре года?! За летние месяцы они вспомнили многое из школьной программы и продвинулись вперёд, но это всё равно  было ничтожно мало: всего лишь первые классы школы.
Эти размышления об ожидающих её трудностях выбили её из колеи и вызвали какую-то горькую обиду и растерянность перед будущим. В носу защипало, и глаза заполнила влага. Она ещё какое-то время находилась в плену грустных мыслей, пока на мокрые, слипнувшиеся ресницы тихо и незаметно не опустился сон.                                                                                                                                                       
Вот и наступил, наконец, долгожданный день, когда в лагере появилась с таким нетерпением ожидаемая комиссии. Это были военные в советской и американской форме и несколько человек в гражданской. Их водили по лагерю и корпусам, потом повели в столовую. Затем они направились в главный корпус. Наверное, на совещание. Оно продлилось несколько часов. За это время все артисты успели пообедать и ещё раз прорепетировать на сцене. Через какое-то время в зал вошли члены комиссии. У них были доброжелательные лица. Они улыбались и кивали головами в ответ на дружное приветствие встречавших их. Потом они прошли ближе к сцене и расселись в первом ряду. Художественный руководитель, молодая красивая женщина, звонко и радостно поздравила всех с победой над фашистской Германией, и концерт начался.
Номер сменялся  номером, и каждый раз зал взрывался громкими аплодисментами, от души благодаря талантливых артистов. Выступали в основном дети разного возраста. Взрослых было только трое. Они играли на музыкальных инструментах. А женщина-конферансье исполнила пару красивых старинных русских романсов. Публика реагировала на всё по-детски просто и искренне, не скрывая и не стыдясь давно забытых чувств и эмоций. 
Лина особо не волновалась, так как на всех репетициях у них всё было хорошо. При первых же звуках музыки она забыла обо всём постороннем и полностью отдалась танцу. Всё шло отлично, и зрители похлопывали в такт музыке. Танец уже подходил к концу, когда она вдруг почувствовала, как её матросские штаны слетают с неё и несутся к  ногам. Но этот непредвиденный инцидент уже не мог ничего испортить. Не теряя ритма и азарта, она мгновенно подхватила стремительно падающие штаны и успешно закончила последние движения, держа их одной рукой. Раскланиваясь, она смотрела в зал и видела смеющиеся радостные лица и слышала громкие овации и крики «Молодцы! Молодцы!»
Уже за занавесом она долго веселилась вместе с другими артистами, демонстративно прижимая штаны к боку.
После концерта на сцену поднялся офицер в форме Красной Армии и поблагодарил всех за замечательный концерт.

103
Потом он поздравил всех с победой и сказал, что их  ждёт Родина и родные места. И отправятся они домой уже сейчас. Все радостно оживились  и громко захлопали в ладоши.  Вот то, о чём так долго мечтали вопреки всему! Дождавшись, когда буря эмоций пошла на убыль, офицер продолжил свою речь. Он объяснил, что сейчас все пойдут в медсанчасть, затем в столовую, где получат сухой паёк на дорогу, а потом в свои корпуса за личными вещами и после этого соберутся на построение на обычном месте на поверку и для инструктажа перед дальней дорогой.
После переклички всех распределили по крытым брезентом военным машинам, и они, наконец-то, двинулись в долгожданный путь. Домой! Домой! Домой!
Ехали очень долго, наблюдая остающуюся за ними уменьшающуюся и исчезающую для них навсегда чужую землю.                                                                                            
Сейчас они не испытывали к ней ни ненависти, ни злорадства. Она была им совершенно безразлична, равно как и то, что они пережили здесь. Они просто смотрели вокруг, а все их помыслы были уже в будущем.

Невозможно описать те чувства и эмоции, которые переполнили каждого, когда объявили, что подъезжают к белорусской границе.
И, наконец, вот она перед ними – родная, милая сердцу земля!  Им разрешили выйти. Здесь всё было совершенно другим, особенным: солнце, небо, деревья, цветы, каждая травинка, воздух, настоянный на всём этом, ветерок, разносящий все эти запахи. Всё было таким близким и дорогим для глаза и сердца. Это была самая желанная на свете земля! Сколько дней и ночей наперекор всему они мечтали о ней! Вряд ли у кого за всю его жизнь до этой минуты были моменты, счастливее этих. Свобода! Родина! Жизнь! Дом!
Люди думали и чувствовали как единый большой организм: сердца их стучали в унисон, и души их слились в едином порыве, и переполнившая их безмерная радость вдруг хлынула нескончаемым слёзным потоком. Сколько их было, этих горьких выплаканных рек за все эти годы! Но это были уже другие  слёзы: слёзы безмерного счастья.
По мере продвижения от границы вглубь страны сердца всех переполнялись печалью и скорбью при виде представшей перед ними послевоенной картины.
Да, проезжая по Германии, они видели страшные разрушительные последствия войны, и их было очень много. Но то, что сейчас предстало их взору здесь, на родной земле, потрясло всех до самой глубины души: разорванная, искорёженная, вздыбленная земля, выжженные чёрные деревни, пепелища… одни пепелища и погосты… погосты…Что ж пришлось тебе выстрадать, милая Родина?!                                                                                                        
Как выстояла ты и не сошла с ума?! Как нашла ты в себе силы сквозь слёзы, горе, боль и потери  вспомнить и  о тех, кто был так далеко от тебя?! Низкий поклон тебе, Родина-мать! Родина, это – дети твои! Вы вместе выстрадали и  выстояли всем смертям назло! Каждый –  по-своему.

104
И сейчас они познают цену завоёванного мира и их освобождения. Они открывают тебя заново и принимают всем сердцем боль твою, и скорбят с тобой, и готовы залечивать раны твои, не докучая тебе своими. Так прими и ты их с сочувствием и благодарностью, Родина!
УНЕСЁННЫЕ ВОЙНОЙ ВЕРНУЛИСЬ К ТЕБЕ!
У вас впереди ещё много общих дел! У вас – одна судьба на всех!                                                                                                                                                                                
- Мама! – воскликнула Лина и уже тише прошептала заворожёно. – Мама, смотри… Буслы…милые наши буслы…
В большом гнезде на чёрном, наполовину сгоревшем дереве, прижавшись друг к другу, гордо возвышались аисты. А рядом стояла закопчённая печь, и тоскливо скрипел уцелевший непонятно как «журавель» с качающимся из стороны в сторону до черноты обгоревшим  деревянным ведром.
Самая милая на всём белом свете земля… Нет нигде ничего краше и добрее.  Отчий дом - самое святое место… мы вернулись. Только потеряв, мы научились ценить и любить тебя, Родина… такой, какая ты у нас есть. 
Мы отдали бы все сокровища мира, чтобы вернуться к тебе. Но ты сама нашла нас. И теперь – мы вместе.

105