ГЛАВА 3. СЛУЖЕНИЕ ОТЕЧЕСТВУ
3.1 Военная служба

После долгой поездки Михаил Иванович наконец прибыл в Красноярск, где сразу же обзавелся командиром и снял квартиру. Впечатление о несмелом и робком начальнике своем Пущин выражает крайне определенно – он принял командира за какого-нибудь батальонного адъютанта, его представления о командовании крайне отличались от того, с чем ему пришлось столкнуться.
В Красноярске Михаил Пущин пробыл четыре месяца, ведя свободную веселую жизнь, совершенно не походящую на каторгу. После четырехмесячного пребывания в сибирском гарнизоне до Пущина наконец-то дошел милостивый указ государя о том, что он переведен служить на Кавказ. Это значило, что снова забывать привычное место и людей, приятное общество и мчаться через всю Россию на службу. В Красноярске Пущин познакомился со многими – они же приехали его провожать в конце декабря, устроив прощальный обед в его честь. Значит, не всегда бывший капитан был закрыт и сдержан, все же он был приятным человеком, раз так легко сходился с людьми.
По пути на Кавказ Пущин останавливался у старых и новых знакомых, отдавая дань уважения их гостеприимству.
Памятная встреча случилась с Михаилом Ивановичем в Тифлисе. Здесь он был представлен генералу Паскевичу, под началом которого служил в дальнейшем. Военачальник назначил его в 8-й пионерный батальон – Пущин снова служит по инженерной части, хотя он и отнесся к этому назначению скептически. Он хотел скорейшего продвижения по службе, а в рядах саперов, как он предполагал, ему это не удалось бы.
Следующее его знакомство было с очередным командиром, но более теплое, как отмечал сам Пущин – это встреча с Алексеем Петровичем Ермоловым, героем Отечественной войны. Теперь Михаил Иванович был воодушевлен своей службой, пусть даже и в солдатской шинели.
Батальонный командир, полковник Евреинов, вызывал откровенную неприязнь у Пущина. По большей степени из-за своей неопрятности, так как в остальном он неплохо относился к подчиненному. Однако, неприятный характер, «отвратительная» наружностьи маленькая всех постоянно ругающая фигура вызывали у Пущина полное отторжение этого человека. Это в свою очередь говорит о чистоплотности Михаила Ивановича, о его опрятности и даже перфекционизме.
С этого момента начинается очередная страница жизни уже теперь рядового Михаила Пущина. Он стойко перенес тяготы заточения в казематах и, будучи подвергнут следствию, вел себя достойно, не малодушничая и не подставляя своих товарищей. Наказание, которое было ему назначено по приговору Верховного уголовного суда, значительно смягчено тем, что насчет его вины были только косвенные улики и тем, что он не выступил на площади вместе со своими товарищами. Пущин ссылается, на болезнь, но здесь скорее сыграл фактор его предчувствия, интуитивного и логического понимания того, что выступление декабристов будет провальным, а терять свои надежды на блестящую карьеру практику-Пущину не хотелось по воле рыцарского энтузиазма. Однако он снова солдат и теперь попадает в самую гущу событий, развернувшихся теперь уже во внешней политике Российской империи. Ему предстояло стать участником Персидской кампании 1826-1828 гг.
Свою службу на Кавказе Пущин начал весьма успешно в 1827 году. Ему сразу было поручено заниматься с саперами, которых ему пришлось обучать самым азам инженерного дела. Несмотря на такую трудную задачу, он взялся за нее с жаром и блестяще исполнил. Пущина назначают в авангард и под его началом теперь 70 пионеров. Русская армия выступала в поход: переход через горы, шли довольно медленно из-за глубокого снега. С истинно христианским воодушевлением Михаил Иванович встречает Пасху вместе с остальными солдатами и офицерами на обдуваемых всеми ветрами горах. Собранно и успешно добрались до армянского монастыря Эчмиадзин.Тут же ожидала и первая встреча с неприятелем. Затем армии открылась дорога на Эривань: тут Пущин мог проявить свои инженерные способности, так как требовалась осада крепости. Однако из-за разногласий в командовании и неудачно выбранном генералом Паскевичем времени осады, крепость пришлось оставить до осени. Пущин открыто высказал начальству, что осаждать крепость в июне при сильной жаре нет никакого смысла.
Снова проявилось упрямство Михаила Ивановича при осаде крепости Аббас-Абад. Постройка двух батарей, одной из которых занялся Пущин совместно с гвардии поручиком Бухмеером, который был слаб по практической части. Свою часть работы Михаил Иванович выполнил превосходно, но все, что было сделано для оставшихся 6 орудий из двенадцати, никуда не годилось. Проверять их работу пришел начальник инженеров Метов, который тут же раскритиковал работу Пущина – завязался горячий спор на повышенных тонах, свидетелем которого стал генерал Паскевич. Рассудив по справедливости, половина орудий была направлена правильно, половина по указке Метова. На рассвете батарея Пущина громила крепость, так как была точно нацелена на нее, а другая ее часть просто не могла действовать, так как стала бы стрелять по орудиям левого фланга русской армии. Ощущая свою правоту и уверенность, Михаил Иванович никогда не пасовал в споре, и это делало его хоть и упрямым, но твердым в своих убеждениях. Этот эпизод сделал его начальником инженеров, хоть он и был по-прежнему рядовым солдатом – Метов в чине полковника был обязан выполнять его приказы.
Пока русские осаждали крепость, армия Аббас-Мирзы пришла на помощь крепости, продвигаясь по другую сторону от реки Арас. Чтобы привести в действие план Паскевича и неожиданно ударить по персидскому войску, нужно было соорудить мост, чтобы переправиться на другой берег. Эта задача была поручена Михаилу Ивановичу Пущину, теперь начальнику инженеров. Все приготовления были совершены, и артиллерия вместе с пехотой могли переправиться по наведенному мосту. Принц Аббас-Мирза не был готов к такой внезапной атаке и бежал, преследуемый русской армией. В тот же день после четырехдневной осады, 5 июля крепость Аббас-Абад сдалась. Оставляя в ней гарнизон, армия Паскевича отправилась в горы, чтобы переждать самые жаркие месяцы на Кавказе в прохладе – многие солдаты страдали от болезней, и им нужен был отдых.
Месяцы эти проходили в довольстве и относительном комфорте, пока не пришли вести о том, что Аббас-Мирза осаждает монастырь Эчмиадзин и разбил уже русский отряд, пришедший ему на выручку. Паскевич повел армию под его командованием в помощь русским отрядам под Эчмиадзином. Быстрым маршем они были уже около крепости Сардар-Абад, где расположились лагерем. Пущин рассказывает, что отряд продовольствия, прибывший к ним из Грузии, помимо продуктов позволил им еще и выпить под вечер: в его палатке, наведавшийся Паскевич увидел несколько дюжин пустых бутылок.
При постройке осадных орудий, генерал Паскевич убедился в незаменимости Пущина – он поручил ему переделать уже устроенные орудия. Для этого Михаил Иванович отправился с небольшим отрядом близко к самой крепости, чтобы ее осмотреть. Здесь он проявил храбрость, так как эта вылазка могла стоить ему жизни. Паскевичу уже после он начертил план укреплений, чем тот остался доволен и даже разделил с Пущиным и ходившими с ним Дороховым и Коновницыным две бутылки шампанского. Уже на следующее утро правильно выстроенные орудия громили крепость, и она была взята штурмовым отрядом через пробитую в ней брешь 20 сентября 1827 года. Снова Пущин показал свое мастерство инженера, которое позволяло русской армии одерживать победу за победой.
Войско двинулось теперь к Эривани, столице Эриванского ханства. Пущин был хорошо осведомлен об укреплениях крепости, так как еще с апреля по июнь во время блокады он проникал в нее, переодевшись в персидскую одежду. Так он собрал все нужные сведения, которые не пригодились тогда из-за начавшей в июне жары, но были так важны сейчас. Под обстрелом персидских орудий Михаил Иванович командовал 150 рабочими, создававшими необходимые средства для взятия крепости. Однако через некоторое время пришел приказ об отбое, который означал, что нужно бросить начатое и вернуться назад – саперы подошли достаточно близко к крепости. Пущин не мог допустить того, чтобы осадные работы были оставлены в беспорядке – несмотря на отбой, он продолжал работать, невзирая на отступление корпуса прикрытия к траншеям, которые скрывали их теперь от огня - саперы остались беззащитными, продолжая укреплять позиции для успешного взятия крепости. Через несколько часов беспрерывного огня орудиями с укреплений, достроенных Пущиным и его подчиненными, в стене крепости образовалась брешь, куда мог беспрепятственно войти гвардейский полк, после чего крепость сдалась. Михаил Иванович Пущин внес решающий вклад своим волевым решением, вопреки приказу, он действовал по своему плану, который привел его дело к успешному завершению, а вслед за этим и к торжеству русской армии.
Никакая война не обходится без мародерства – сдавшаяся крепость подверглась разграблению. Михаил Иванович проявил здесь свое благородство, не участвуя в этом. Ему пришлось пристыдить своего двоюродного брата Александра Павловича Пущина, который вывозил из крепости персидские ковры. Он также был декабристом и присутствовал на Сенатской площади во время восстания в составе лейб-гвардии гренадерского полка, но остался без наказания, так как рано покинул восставших.
Осада крепости продолжалась с 24 сентября по 1 октября и успех во взятии ее в такой малый срок можно с уверенностью приписать Михаилу Ивановичу Пущину, который в критический момент действовал решительно и непоколебимо, с присущим ему упрямством выполняя свою работу. Отличившихся при штурме и осаде ждали награды: главнокомандующий Паскевич получил титул графа Эриванского, «главный же деятель» был произведен в унтер-офицеры.
Помимо воинской службы у Пущина были и развлечения: он играл в карты и выигрывал значительные суммы, которые, впрочем, не всегда получал от своих должников, о чем он с досадой пишет в своих «Записках». Его страсть все же приносила ему не только убытки. Перед походом в Тавриз ему улыбнулась удача, и Пущин выиграл 180 тысяч рублей ассигнациями. Уже в городе счастливый обладатель такой крупной суммы принялся бесконтрольно ее растрачивать. Более ста тысяч были отданы в долг и никогда больше к Михаилу Ивановичу не вернулись. Он продолжал сорить деньгами, растрачивая их на обеды и ужины, не скупясь ни на какие расходы. Времена юности, когда он привык считать каждую копейку и головокружение от свалившейся на него удачи не позволяли ему мыслить как прежде рационально и обстоятельно.
После заключения мирного договора в Туркманчае, где по случаю было устроено торжество, Пущин чувствовал себя крайне обиженным на то, что о нем никто не вспомнил. Это благодаря его идее по расчистке снега, армия Паскевича вообще смогла сюда добраться. Главнокомандующий вспомнил про Михаила Ивановича только уже перед выступлением из Туркманчая, поручив ему наведение понтонного моста через реку Арас, а потом отправляться в Тифлис, где вероятно он получит возвращение чинов, о чем Паскевич ходатайствовал государю. В марте 1828 через месяц после приезда в Тифлис Пущин получает чин прапорщика. Персидская компания была окончена, но впереди была более трудная Турецкая.
Когда пришлось готовиться к новому походу, теперь уже против турок, у Михаила Ивановича не осталось средств – тут настало время пожалеть о растраченном так беспечно в Тавризе выигрыше.
Турецкая кампания началась для Пущина с осады крепости Карс. Перед непосредственным приближением крепости, он проявил снова свой талант по наведению мостов, который оказался настолько крепок, что по нему могли переправиться осадные орудия. Устроение укреплений началось опять спором с другим офицером, но Пущин снова доказал свою правоту, отправившись прямо к крепости, чтобы проверить, есть ли лучшие места для работы саперов, под ружейными выстрелами он проявил свою храбрость помноженную на упрямство, уверенность в своей правоте. Дальше происходили некоторые неудачи, которые в итоге привели к привычному результату. Все намеченные Пущиным измерения были сбиты ночью одним неосторожным проходом через расставленные колышки отряда Муравьева. Из-за этого происшествия к утру батарея была в совершенно негодном состоянии. Пущин в отчаянии обратился к начальнику штаба Сакену с просьбой исправить положение и дать ему разрешение командовать отрядами прикрытия. Ему удалось спасти егерский 41 полк во главе с Миклашевским (который позже попытался присвоить себе успех в этом рискованном предприятии) и обратить турецкий отряд вспять, прогоняя их до самой крепости. Пущин вместе с соединенными тремя отрядами оказался внутри крепости Карс. Генерал Паскевич был очень недоволен таким своевольным предприятием, однако скомандовал брать крепость, и она сдалась на милость победителя. Победа русского оружия и смекалки при Карсе имела большое значение для дальнейшего успеха турецкой кампании.
Штурм Ахалцыха был более трудным, чем все предыдущие сражения: неприятель превосходил количеством и этот крупный отряд мешал подходу к крепости. Также одно неверное решение главнокомандующего чуть не уничтожило всю армию, которая оказалась в окружении. Снова решительные и в чем-то безрассудные действия Пущина спасли все дело и помогли занять ключевой пост для дальнейшего штурма крепости. В этой осаде, пока Михаил Иванович ободрял подчиненных ему саперов, он получил ранение, которое многим врачам показалось смертельным – пуля прошла навылет в грудь, и было потеряно много крови, однако он выжил. Отдых позже в Тифлисе помог ему восстановить здоровье, к тому же, его подпитывала любовь к некой Е.И. Бух., которая была замужней женщиной.
Едва выздоровев, Пущин просил у Паскевича отпуск, чтобы отправиться на Кавказские воды, на что он получил отказ – несмотря на слабость и не зажившую еще рану,  он был нужен армии. Чтобы создать все необходимые условия для комфортной жизни Михаила Ивановича, от имени государя ему было выделено 1000 червонцев.
До выступления в поход Пущин получил орден святой Анны 4-й степени, наградную саблю и чин поручика, что его не обрадовало, потому что за его храбрость он считал справедливым более высокие награды, а эти – «насмешка Николая Павловича». Он не так много жалуется на несправедливое к нему отношение, все же больше места занимает его рассказ о военных походах, а не об орденах. В этой кампании Пущин должен был собирать сведения о неприятеле и управлять расходами на лазутчиков. Все складывалось как нельзя хуже из-за раздражительного и порою вздорного генерала Паскевича, с которым у Михаила Ивановича в итоге вышла размолвка, после которой тот не хотел иметь с ним никакого дела. Все это произошло из-за прямоты и честности Пущина – он всегда говорил то, что думал, даже начальству, от которого зависела его дальнейшая судьба. После этого эпизода и выполнения некоторых поручений Михаил Иванович наконец-то получил свой отпуск, и в конце июля-начале августа отправился на минеральные воды.
Так окончилась для Пущина турецкая кампания, которая принесла ему награду и новый чин за его героические поступки, которые он совершал в критических ситуациях, где требовалась быстрота мышления и способность рискнуть всем и быть уверенным в успехе своего дела. Однако награда эта была гораздо меньшая, чем у людей, которые внесли и не такой значительный вклад в победу русского оружия.

3.2 Гражданская служба

В Тифлисе Пущин задержался ненадолго, а затем отправился во Владикавказ, где произошла его неоднократно описанная встреча с Пушкиным, который был с русской армией во время кампании 1829 года. Отпуск проходил легко и без лишних потрясений – новые приятные знакомые, лечение водами и беззаботная жизнь. Так 4 месяца быстро подошли к концу, и в феврале 1830 года Пущин просил продлить ему его отдых и разрешить уехать либо за границу, либо в Москву. С дозволения императора и в обход Паскевича, который всячески пытался задержать Михаила Ивановича, он отправился к своим родственникам Рябининым. В Москве его ожидал теплый прием Михаила Павловича, что говорило о том, что вышестоящим были известны его выдающиеся подвиги. Кроме этой памятной и приятной встречи в Москве ничего примечательного не произошло. Вспышка холеры поторопила Михаила Ивановича оттуда выехать в Псков. Тут же он подружился с прокурором Владимиром Петровичем Пальчиковым и затем часто ездил вместе с ним к его родителям в Щиглицы. Среди семейства Пальчиковых Пущин встретил свою любовь - Софию Петровну. Однако не только новая привязанность влекла его в это семейство – еще и интересные разговоры с представителями старшего поколения, которые собой представляли «разнообразие характеров». Полгода Пущин сдерживал свои чувства и, наконец, в апреле 1831 года он сделал предложение девушке через ее брата, и оно было принято с тем, чтобы теперь жених приехал сам. Не возникло никакой неловкости, ожидание которой так нервировало Михаила Ивановича, что он вздохнул с облегчением, когда его приняли как члена семьи и предложили переехать и жить в доме Пальчиковых, готовясь к свадьбе.
Чтобы быть способным обеспечивать свою будущую супругу Пущин начал проситься на службу – он писал Бенкендорфу о том, чтобы тот походатайствовал за него. Михаил Иванович хотел получить место в Пскове, чтобы находиться рядом со своей женой и ее семьей. Однако государь предложил вместо Пскова другую мятежную губернию. Пущин отказался по состоянию здоровья, что крайне не понравилось императору Николаю. В своем письме Пещурову, который мог стать его начальником на службе в Пскове, он пишет о том, что пытается превозмочь свое состояние. Его болезненность отразилась на почерке Пущина, который стал неровным, сбивчивым, с множеством помарок и исправлений, некоторые буквы расплываются, а плавные линии идут резкими росчерками. Теперь Михаил Иванович решился не делать никаких попыток поступить на службу, а его упрямство могло продлить это решение на годы.
Однако, узнав в декабре 1830 года о Польском восстании, Михаил Иванович стал просить перевода в войска, отправляемые на подавление мятежа.Государь сказал на это, что если Пущин здоров – может отправляться на Кавказ, где военные действия не прекращаются. Снова Михаил Иванович заговорил о ране и сразу был уволен от прохождения службы, вместо военной он поступил чиновником по особым поручениям при Псковском губернаторе. Немного позже он также воспринял на себя должность попечителя богоугодных заведений, на которой он сразу же занялся обустройством местной больницы. Служба Пущина проходила с достаточным с его стороны рвением и упорством.
На поприще гражданской службы Михаил Иванович не забывал своих принципов и был предельно честен. Он занимался в числе прочего еще и рассмотрением уголовных дел, которые приходили на ревизию к губернатору. Однажды к нему пришел мещанин Воронин, который занимался откупами, и просил одно из дел обернуть в пользу Псковского откупа, к которому он сам принадлежал. При этом к Пущину был протянут конверт, в котором наверняка была взятка. Неожиданная для чиновника реакция обескуражила Воронина, который привык к тому, что без взятки его дело не пойдет: Михаил Иванович отказался брать конверт, а также прибавил, что он все же не откажет откупщику в его просьбе. Здесь мы видим редкую честность и, прежде всего, гордость Пущина, который не был богатым и, периодически, ему приходилось едва сводить концы с концами, но брать взятки для него было делом ниже его достоинства: «я не так воспитан, чтобы продавать свое правосудие».
Памятным и ярким событием Михаила Ивановича за 1833 год было посещение Пскова императором Николаем I, который приехал сюда смотреть гренадерскую дивизию. Пущин не понимал, как ему действовать в таком случае: выехать из города или остаться. Он решил спросить практически напрямик – через Бенкендорфа. Обнадеживающие сведения вскружили голову молодому Пущину – государь сказал, что будет рад видеть его. Это событие даже отпраздновали втроем с Раухом и Суворовым.
Первым государь посетил больницу. Он остался доволен всем, кроме счастливого, несломленного в своей гордости Михаила Ивановича Пущина. В гневе Николай сказал Бенкендорфу: «Запрещаю вам когда-нибудь представлять мне о Пущине: в нем нет ни малейшего чувства раскаяния, он просто все время издевался надо мною». Гордость и улыбки Михаила Ивановича на улыбки Суворова дорого ему стоили – ни одно представление к чину Пущина от Пещурова не одобрялись императором. Он отказывался подписывать такие прошения в отношении лиц, причастных к 14 декабря.Участник трех блистательных кампаний на Кавказе, при помощи которого свершались осады решительно всех крепостей, раненный в грудь пулей, не мог смягчить сердце государя. После нескольких неудачных попыток продвинуться по службе, Михаил Иванович ее оставил и отправился на воды под Ригой.
Следует сказать, что государь был очень суров с Пущиным, что отмечали многократно люди, с ним служившие: Паскевич, Пещуров, Сакен и другие. Каждый раз, когда ему говорили, что за этот подвиг император никак не может не дать награды – так и получалось, Михаил Иванович оставался ни с чем, хотя его успехи и в гражданской службе были очевидны, благодаря его всяческим стараниям.
В июне 1833 года Пущин вместе со своей женой Софией прибыл в Нейбад, где они купались в море и проводили время наилучшим образом. Молодая супруга не выказывала никаких признаков недомогания. Здесь они сошлись с некоторыми англичанами, и общество было весьма приятным, но чтобы успеть к именинам матери Софии Петровны, они возвращались в Россию. Жена Михаила Ивановича простудилась и начала покашливать, затем это перешло в острый кашель с кровью и тогда стало понятно, что вскоре ему быть вдовцом. София Петровна умерла 19 апреля 1834 года в Пскове.
Михаил Иванович Пущин был безутешен, лишенный счастья, смысла своей жизни, он истощился и не мог перенести горе с христианским смирением. Всегда сдержанный и сухой эмоционально он показывает себя как по-настоящему любящий, привязанный к родному человеку, невероятно близко принимающий смерть своей любимой жены.
Зимой с 1834 на 1835 год Пущин решает провести в своем родном имении в Пущиной горе, селе Осташковского уезда. Здесь он разделяет досуг с местными знакомыми дворянами, которых знает с детства, хоть он и не одобряет их некоторые шумные забавы, но принимает в них участие, поскольку не хочет огорчать своих друзей. Затем он едет в Паричи, как и обещал отцу, чтобы управлять имением, на что Иван Петрович возражал, что это занятие достойное приказчика, а не дворянина. Все время владения поместьем в Минской губернии Пущины редко в него приезжали, так как жили в доме в Петербурге, поэтому, начиная с Петра Ивановича, Паричами заведовали управляющие.
Михаил Иванович Пущин приехал в Паричи в сентябре 1836 года, под покровом ночи, поэтому не заметил того бедственного состояния, которое открылось ему с наступлением рассвета: мебель в комнате была кривая, полы рассохлись, а под окнами гуляли домашние животные. Вокруг не было практически никакой растительности: «дом стоял как в песочной пустыне», лицевой частью к дороге, за которой следовала река. Пущин был недоволен работой Бялковского, который был в это время управляющим в Паричах. Тут же Михаил Иванович взялся за хозяйство, закупая недостающее продовольствие, наводя дисциплину среди дворовых, которые жили здесь самовольно. Также он обращает внимание на то, что в Минской губернии большая часть населения евреи. Пущин говорит о них с нескрываемой неприязнью, так как они по его наблюдениям эксплуатируют крестьян.
Сделав нужные распоряжения на осень и весну, Михаил Иванович уже через месяц покинул имение, вернувшись в Щиглицы к родственникам умершей жены. Уже в мае он снова вернулся в Паричи, чтобы самому следить за посевными работами, пахотой и методами обработки земли. Пущин всячески пытался улучшить хозяйство имения, сделать его более прибыльным. Он устраивает винокурню, которая к его огорчению дает лишь убыток. Также Пущин организовал завод, производивший сахар из свеклы, однако не успел достроить его до морозов – из мерзлой свеклы не получался хороший сахар. Целый год Михаила Ивановича преследовали неудачи, но он не отчаивался и с присущим ему упрямством, продолжал свое дело по обустройству имения Паричи.
В 1838 году происходит знакомство с семейством Подкользиных в Вильне на обеде одного из знакомых Пущина по кадетскому корпусу. Среди четырех сестер Михаил Иванович отметил особенно Марию Яковлевну, которая ему очень понравилась. Он из-за своей природной застенчивости долго не мог решиться, и на вечере сам для себя решил: если девушка после танца сядет на незанятый стул рядом с Пущиным, то он сделает ей предложение. По велению судьбы так и случилось. 13 мая 1838 года Михаил Иванович получил согласие от родителей невесты. Позаботившись обо всех приготовлениях в имении, 3 июля того же года Михаил Иванович и Мария Яковлевна сочетались браком в церкви Свято-Духовского монастыря в Вильне. После свадебного обеда у родителей невесты молодожены отправились в Паричи. Про MarieПущин пишет очень сдержанно, не открывая своих чувств, он отзывается о ней не так, как о своей первой жене – та была для него настоящим счастьем, которое было отобрано у него страшной болезнью. В переписке с женой 1848 года нет никакой теплоты и ласки, только рассказы о том, как он проводит время, на каких обедах бывает и распоряжения по имению. Однако также он говорит в своем письме от 20 мая 1848 года, что пишет все меньше и меньше от того, что не любит и не умеет болтать. Можно отнести это к особенности его закрытого характера, который в нем воспитала атмосфера в семье: строгий и такой же сдержанный отец и отсутствие какого-либо общения с матерью.
Гораздо больше внимания Михаил Иванович оставляет для рассказа о Паричских делах, которые он пытается подать отцу в выгодном свете. Высылая старику в Петербург по тысяче в месяц, новый управитель оставался без гроша и имел крупные денежные затруднения. Осенью 1841 года Пущину высочайше было дозволено посещать столицу, отмечаясь при этом в Третьем Отделении, и он приехал к своему отцу, не застав в живых матери, которая умерла в 1840-м. Лишь пару слов Михаил Иванович посвящает ей, что может говорить о том, что отношения с матерью были холодные и скорее всего из-за ее душевной болезни вообще не поддерживались.
Пущин был принят в члены Английского клуба, где постоянно играл в карты с этого времени, что неоднократно также упоминается им в переписке с его женой. В зиму 1841-1842 гг. ему часто везло и удалось выиграть 10 тысяч рублей ассигнациями. Каким бы ни было материальное положение, Пущин не оставлял своей страсти к картам, пока был в Петербурге. Однако вскоре его беззаботной жизни суждено было измениться. В 1842 году умер отец Иван Петрович Пущин, Михаил Иванович, который успел приехать лишь к похоронам после известия о его болезни,  пишет, что кончина его была тихой и спокойной, в семейном кругу. После всех церемоний пришло время заняться вопросом наследства, которое было невеликим для такой большой семьи, но все же представляло собой имение Паричи, оцененное в 150 тысяч вместе с вычетом долгов, Осташевское имение на 100 душ, оцененное в 10 тысяч, дача под Петербургом на 17 тысяч и дом на р. Мойке, который Пущин собирался перестраивать вместе с домом на Конюшенной улице.
Его планы по перестройке этих двух домов в Петербурге, когда они были претворены в жизнь, оказались весьма затратными – к концу работ Михаил Иванович был весь в долгах: нужно было выплачивать банку, а также плюс к этому частные займы.К тому же были другие затраты – Пущин вместе с Радзивиллом и Огаревым решился на постройку сталелитейного завода. Этот эпизод вовлечения Михаила Ивановича в промышленность, он описывает Марии Яковлевне в письме от 20 и 28 мая 1848 года. Пущину был поручен главный надзор и хозяйственная часть, прибыль получали частями: половину – Радзивилл. Другая половина делилась между Огаревым и Пущиным.
Перестроив дом, Михаил Иванович сдает квартиры, а сделав пристройку в виде четырехэтажного флигеля, он продал его купцу, за 438 тысяч, получив деньги на погашение всех своих долгов и к тому же прибыль, которая позволила ему выслать сестрам больше 30-ти тысяч каждой. Это предприятие с квартирами также многократно отмечено в его переписке с женой, которая была в Паричах, пока Михаил Иванович устраивал свои дела в Петербурге.
Из-за того, что открылась старая рана, полученная в турецкую кампанию вместе с огнестрельным ранением в грудь, но не замеченная им сразу, Пущин отправился в Европу, на лечение. Состояние Михаила Ивановича постепенно становилось хуже и, подъезжая к Берлину, ему стало настолько дурно, что пришлось остановиться. Тут же рану осмотрел известный врач Ромберг и советовал отправляться на воды в Киссинген. Пущин поехал по совету врача полный надежд на выздоровление, потому что нога его была в ужасном состоянии. Из Киссингена он вернулся в Россию здоровый, запомнив памятную встречу с Александром Николаевичем на водах и то, как он был к нему добр.
1848 год Пущин провел в делах в Петербурге, занимаясь делами и своим новым хобби переплетением книг. Такой деятельный и живой человек не мог проводить время в праздности и постоянно находил для себя какое-либо занятие. Вместе с этим он по-прежнему посещал Английский клуб и посещал обеды своих многочисленных знакомых, пока жена Мария Яковлевна занималась хозяйством в Паричах. Ее муж также распоряжался по имению, и в 1852 году было выстроено мужское училище, на которое было выделено 175 рублей из казны.
Не проходят незамеченными события в Европе 1848 года: революция в Германии и Австрии. Пущин очень правильным тоном пишет о том, что в России такое недопустимо, и говорит о том, что в Европе неспокойно, как бы между делом. Возможно, он опасался того, что его повышенный интерес к революциям вызовет ненужные подозрения, но тема эта, несомненно, волновала его, так как затрагивалась в его личных письмах к жене. Можно ли сказать о том, что Пущин все еще втайне поддерживал взгляды декабристов – вопрос очень спорный. Как говорил о нем в своих воспоминаниях Петр Бестужев: «С прискорбием вижу я, что и он попался под гнет обстоятельств, и он лавирует сообразно оным». Однако же, сам автор этих мемуаров отмечает, что поведение такое может быть объяснено не только шаткостью мнения, но еще и изобретательной политикой. Возможно, где-то в глубине души он был согласен со всеми либеральными мыслями прошлых лет, в чем-то поддерживал происходившее в Европе, но разум говорил ему, что в России для этого еще не прошло время, и в правлении Николая он не видел никаких подвижек в сторону реформ. Это мнение можно подтвердить только тем, что человек таких строгих принципов и твердых внутренних установок вряд ли бы отказался от той точки зрения, к которой примкнул когда-то, вступив в Северное общество.
В день своей коронации 26 августа 1856 года Александр IIпомиловал всех осужденных декабристов – это было одним из его первых деяний на престоле, что знаменовало собой изменение царской политики после Николая I.
Пущин наравне со всеми был полностью освобожден от всяческих ограничений и теперь получил свободный въезд в столицу и проживание в Петербурге, о чем свидетельствует выдача ему 20 февраля 1857 года обывательской грамоты. Городское депутатское собрание причислило «коллежского секретаря М.И. Пущина к Санкт-Петербургскому городскому обществу».
В этом же году Пущин снова отправился в Киссинген, чтобы лечить свои раны и отдыхать от дел. Там же в это время находился Александр Михайлович Горчаков, который заметил старого товарища – он был дружен с Пущиными еще до 1825 года, так как учился с Иваном Ивановичем в Царскосельском лицее. Ему было особенно грустно за судьбу Михаила Ивановича, героя двух войн с ранением, но без наград и чинов. Рассказав о нем императору Александру Николаевичу, он ходатайствовал за раненого «старика». К наградам Пущин представлялся более 40 лет назад, но государь повелел отыскать эти бумаги, которые были жестко отклонены его отцом.
Также в 1857 Пущин совершил поездку в Швейцарию в Кларанс, популярный у русской интеллигенции курорт. Там же ему посчастливилось познакомиться с Львом Николаевичем Толстым, с которым чета Пущиных проводила много времени. Он пишет об этом времени в своем дневнике и с приязнью отзывается о своих новых знакомых. В записи от 15 мая 1857 года: «Про­водил милейшихП[ущи­ных]. Я их ду­шев­но люб­лю». Также он многократно тепло отзывается о них в своих письмах к родным и знакомым. По мнению Толстого Пущины добрейшие и, безусловно, милые люди, их общество было очень приятное для молодого человека. Не только хорошо отзывался Толстой о своих друзьях в Кларансе, также он критиковал высокомерие Марии Яковлевны и хвастовство Михаила Ивановича. Однако, если присмотреться, то Толстой с присущим ему максимализмом критикует всех и каждого, кто встречается ему на отдыхе, но следующей же строчкой может их оправдать, так что его записи достаточно противоречивы.
27 июля 1857 года высочайшим указом, данным правительствующему Сенату, Михаилу Ивановичу Пущину был возвращен прежний чин гвардии капитана. Так как он находился в отставке, он не мог носить мундир конно-пионерного эскадрона – для него это было очень важно, потому что это символ возвращения его чести, свершившейся над ним справедливости. Михаил Иванович просил разрешения носить этот мундир, что ему было позволено.
17 декабря 1858 года за участие в русско-турецкой войне 1828-1829 гг. и героическую осаду Ахалцыха Пущин был награжден орденом Святого Георгия 4-й степени. Александр IIтакже хотел определить Пущина на должность коменданта Петропавловской крепости с возведением его в генеральский чин, но вакансия была занята на тот момент.
В эпоху реформ Александра II Михаил Иванович был попечителем народных школ и «принял деятельное участие» в создании Положений, по которым крестьяне освобождались от крепостного зависимости. Он был членом Губернского присутствия по крестьянским делам в Москве и в сентябре 1858 года представлялся императору, который в это время путешествовал по России с вопросом об освобождении крестьян.

Продолжение здесь http://www.parichi.by/articles/1/131/